|
 Тучи… Свинцово-серые облака, затягивающие небо, сулят дожди и промозглость. Но стоит только выглянуть солнцу, как на петербургских улицах сразу воцаряется шумное оживление. Именно таким – тёплым и солнечным – выдался один из летних дней 1829 года. Дворцовая набережная пестрела разноцветными шляпками дам и строгими цилиндрами кавалеров… Но при этом большинство прохожих, казалось, не замечало прелестей чудесного дня.
Что ж так увлекло их?
В особняке австрийского посольства остановилась недавно прибывшая из Неаполя супружеская чета Фикельмон. Особое внимание привлекала хозяйка дома, графиня Дарья Фёдоровна, урождённая Хитрово. Устроив салон, она, подобно магниту, притягивала к себе петербургский свет. Её дом слыл чуть ли не единственным в городе местом, где каждый мог свободно отстаивать свою точку зрения. Приёмы у графини Фикельмон случались даже во время постов, когда по правилам доброго тона отменялись балы и театральные представления. Сказанное на приёмах у Дарьи Фёдоровны затем печаталось в газетах, обсуждалось в палатах и на заседаниях. Салон графини определял общественную и культурную жизнь не одной лишь столицы, но, без преувеличения, и всей страны, а она сама, казалось, была законодательницей этого стиля.
Имя Дарьи Фёдоровны было на устах, даже когда в 1838 году она покинула Россию, успев, однако, запечатлеть в дневнике жизнь Петербурга с 1829 года и до отъезда. Между прочим, дневник этот крайне интересовал общество, поскольку Дарья Фёдоровна с присущей ей проницательностью давала оценку многим людям и событиям.
Но предавать записи гласности графиня не спешила.
Какие же секреты были запечатлены на страницах загадочной рукописи?..
 В Европе её называли «русской просветительницей».
Дом Фикельмонов в Неаполе действительно был своеобразным культурным центром, где тщательно заботились о развитии искусств и научных знаний. При этом Фикельмонами неизменно высоко ценился ум, эрудиция, разносторонность интересов. Литературовед Цявло́вский называл Дарью Фёдоровну женщиной не только исключительной красоты, но редкого ума и большого духовного изящества.
С детских лет жажда познания являлась главной страстью Даши, которая больше всего боялась огорчить и разочаровать своего деда – Михаила Илларионовича Кутузова, который, как воин, желал внуков, а не внучек.  Поэтому с младых ногтей она и её сестра Катя стремились доказать, что они способны разбираться во всём не хуже мальчиков. Выросшие без отца, погибшего при Аустерлице, девочки умели постоять за себя и дать, если потребуется, аргументированный отпор оппонентам. Со временем развитие Кати и Даши достигло такого уровня, что их обеих не зазорно стало показывать на приёмах, устраиваемых в неаполитанском салоне их матери. Они умели легко и непринуждённо вести беседы на самые разнообразные темы, ссылаясь при этом на авторитетные источники.
На одном из таких приёмов 17-летняя Дарья, или Долли, как называли её родные, познакомилась с австрийским дипломатом графом Карлом-Людвигом фон Фикельмоном. Он был старше её на 27 лет, что не помешало тёплой дружбе, возникшей на почве взаимных интересов, а впоследствии и браку, основанному на любви и уважении.
В 1829 году мужа Дарьи Фёдоровны назначили австрийским посланником в России. Вскоре супруги выехали из Неаполя и поселились в Санкт-Петербурге. Вместе с ними в столицу России приехала сестра Дарьи – Екатерина, в скором времени ставшая фрейлиной императрицы Александры Феодоровны, а также мать Елизавета Михайловна.
В этом же году Дарья Фёдоровна с матерью организовали два салона, равных которым по подбору гостей не было в то время во всей столице. По словам поэта Петра Вяземского, вся животрепещущая жизнь – европейская и русская, политическая, литературная и общественная – имела верные отголоски в этих двух салонах. Не нужно было читать газеты, в салонах можно было запастись сведениями обо всех вопросах дня, начиная от политической брошюры и парламентской речи французского или английского оратора и кончая романом или драматическим творением одного из любимцев той литературной эпохи… Всеобщие популярность и внимание возрастали ещё и оттого, что хозяйки были потомками великого русского полководца. Лучшие люди общества являлись завсегдатаями этих собраний.
Осенью 1829 года состоялось знакомство графини Фикельмон и Александра Сергеевича Пушкина. Отныне он стал не просто частым гостем в доме австрийского посланника и другом Дарьи Фёдоровны, но и главным персонажем её дневника.
«Пушкин, писатель, ведёт беседу очаровательным образом – без притязаний, с увлечением и огнём… Невозможно быть более некрасивым – это смесь наружности обезьяны и тигра… Он происходит от африканских предков и сохранил еще некоторую черноту в глазах и что-то дикое во взгляде»… – подобными заметками о поэте наполнены петербургские страницы дневника.
 Давно живёт версия, высказанная ещё Нащокиным, другом Пушкина, что между Александром Сергеевичем и Дарьей Фёдоровной сложились более близкие, нежели просто светское знакомство, отношения. По словам друга, у Пушкина с Фикельмон состоялось по меньшей мере одно интимное свидание, впоследствии воплощённое в «Пиковой даме».
Однако, по мнению Гроссмана, глубокого знатока творчества поэта, Пушкин разыграл своего друга, историю о романтическом свидании сочинив. Что касается самой Дарьи Фёдоровны, то в её дневниках нет ни малейшего намёка на особые отношения с Пушкиным.
Хотя, заметим мы, кто ж из дам, состоящих в браке, да ещё и за дипломатом, станет записывать подобное?
Но – примем как данность: Фикельмон любила поэта исключительно за его талант. Пушкин, в свою очередь, был постоянным посетителем салона графини ещё по одной причине – именно там и только там он мог узнавать политические новости, не пропускаемые в печать русской цензурой.
Дарье Фёдоровне, одной из первых, он представил молодую свою супругу – Наталью Гончарову, поскольку быть принятым в салоне Фикельмон значило неукоснительно выдерживать правила хорошего тона и соблюдать светский этикет.
Кроме всего прочего, о графине ходила слава, будто она умеет предсказывать будущее… На самом же деле Фикельмон, обладая неординарным умом и исключительной интуицией, просто неплохо разбиралась в людях. Но, человек суеверный, Пушкин представил графине жену с целью услышать предсказания о ней.
И Фикельмон охарактеризовала Наталью Пушкину. «Жена его прекрасное создание, но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастия… Страдальческое выражение её лба заставляет меня трепетать за её будущность».
Предсказание графини, как известно, в основном сбылось…
Когда в салон Дарьи Фёдоровны впервые пожаловал Дантес, она сразу поняла, что дурные предчувствия небеспочвенны. Два года спустя здесь же, в салоне, произошло его первое столкновение с Пушкиным. В тот раз оно не закончилось дуэлью только благодаря женитьбе Дантеса на Екатерине, сестре Натальи Гончаровой.
Гибель Пушкина Фикельмон объясняла как драму сугубо семейную.
В день смерти поэта Дарья Фёдоровна записала в личном дневнике: «Сегодня Россия потеряла своего дорогого, горячо любимого Пушкина, этот дивный талант, полный красоты и силы… Александр Пушкин, вопреки советам всех своих друзей, вступил в брак пять лет тому назад, женившись на Наталье Гончаровой, совсем юной, без состояния, но изумительной красоты… Много поклонников повергалось к её ногам, но она любила только своего мужа и казалась счастливой в семейной жизни».
 Историю, известную ныне каждому, графиня Фикельмон описала так: «Дантес выстрелил первый, Пушкин, смертельно раненный, упал, но всё же имел силы целиться в течение нескольких секунд и выстрелить. Он ранил Дантеса в руку, видел, как тот пошатнулся, и спросил: «Он убит?» — «Нет», — ответили ему. «Ну, тогда придется начать всё снова…»
Изучая записки Фикельмон, историки не обнаружили новых фактов в истории дуэли – да и, собственно, откуда бы им взяться, если сама графиня на Чёрной Речке не была? Зато она представила ярчайшее описание той атмосферы интриг и сплетен, что мучили и преследовали поэта. При этом Дарья Фёдоровна отмечала, что Пушкин открыто выказывал пренебрежение к так называемому «большому свету», предпочитая петербургские салоны, где царило вольнодумие.
Вскоре после смерти Пушкина настала пора Фикельмонам прощаться с Россией. Покинув Петербург, графиня с супругом направились в Вену. Перед отъездом она закрыла свой дневник, следуя словам Пушкина: «Прощайте, друзья! Всё кончено».
Кончено всё… Долгое время она не могла даже открывать страницы, запечатлевшие светские рауты и приёмы, которые так высмеивал поэт. Сама гибель Пушкина, по её мнению, показала всю их пустоту – так что Дарье Фёдоровне стали тяжелы  собственные записи. Поддавшись чувствам, она чуть было не уничтожила петербургский дневник, который хранил описание множества лиц, характеров и нравов того времени.
По счастью, записи уцелели.
Дневник сберегла дочь Дарьи Фёдоровны. Сегодня он хранится в архиве бывшего австрийского, а ныне чешского города Дечин. События и портреты, принадлежащие перу графини, давно являются частью мировой культуры. Они свидетельствуют о незаурядном писательском таланте Дарьи Фикельмон, её твёрдости и смелости.
Она увековечила для потомков пушкинскую эпоху.
Как и сам поэт запечатлел её образ:
Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума;
Дивился я их спеси модной,
Их добродетели природной,
И, признаюсь, от них бежал,
И, мнится, с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда.
(автор текста Смирнова Е.Г., ссылка на http://www.kljaksa.ru с указанием авторства — обязательна)
Видео-версия: на сайте холдинга Red-Media
|
